Том 3. Орлеанская дева. Эпические произведения - Страница 116

К оглавлению

116
XI

И к сердцу принял Кейкавус
От сердца сказанное слово;
Он отвечал: «Пословица святую
Нам правду говорит, что стариков
Совета полные уста —
Вернейшие хранители царей.
Я сам теперь раскаиваюсь горько,
Что оскорбительное слово
В кипенье гнева произнес.
Ступайте ж все к Рустему и зовите
Его обратно в Истахар
На мир и доброе согласье
С своим царем». — «Хвала царю!» — воскликнул
Гудерс. И возвратиться
Он поспешил к вельможам, ожидавшим
Его с великим нетерпеньем.
Царево сердце ненадежно
(Так рассуждали меж собою
Они в неведенье, смирится ль шах иль нет);
Одно и то же слово может
В нем гнев и милость возбудить.
Подобно маслу наше слово;
Царево ж сердце то огонь,
То море бурное — огню
Дает двойную силу масло,
А море бурное оно покоит.
Так царские вельможи говорили;
Но мрачные печалью лица их
Вдруг стали радостию светлы,
Когда принес им весть благую
Гудерс. «Теперь Иран спасен! —
Они воскликнули. — Поедем
Скорей все вместе за Рустемом;
Его догнать нам должно прежде,
Чем он достигнет до Сабула».

XII

И все они отправилися в путь;
И ехали весь день, всю ночь;
И той гостиницы достигли,
Где выбрал свой ночлег Рустем,
Где Геф его нагнал и где
Он на покое ждал Зевара
С дружинами Сабулистана,
Решась упорно, вопреки
Всем убежденьям Гефа,
Не возвращаться в Истахар.
Но вместо брата он увидел
Перед собой вельмож Ирана.
Они к нему смиренно подошли;
Почтительно он встал, чтоб их принять.
И, выступя вперед, сказал ему Гудерс:
«Рустем, мы присланы от шаха
Тебя просить, Ирана пехлеван,
Чтоб ты с ним примирился.
О том же просим мы
И именем всего Ирана, просим
За наших юношей, в бою
Себя еще не испытавших;
За наших опытных мужей,
С тобой ходивших на врага
За славою, победой и добычей;
За наших хилых стариков;
За наших жен, детей и внучат;
За весь народ, за весь Иран;
Ты их твердыня, их надежда;
Не отдавай же царства в жертву
Свирепому Турану за одно
Тебя обидевшее слово.
Ты ведаешь, как опрометчив,
Как безрассудно гневен шах:
На слово он ругательное скор,
Но так же скор и на признанье
Своей вины; с раскаянием он
Свою тебе протягивает руку;
Не отвергай ее, Рустем.
Тебя ужалившее слово
Не ядом напоенный меч,
А легкий звук — забудь, Рустем,
О легкой, несмертельной ране
И возвратися в Истахар,
Где ждет тебя нетерпеливо
С удвоенным благоволеньем шах».

XIII

Рустем ответствовал угрюмо:
«Скажите шаху Кейкавусу,
Что мне ни виселиц его,
Ни царских милостей не нужно.
В Сабул я еду; там я царь,
Такой же царь, как он в Иране.
Мне надоело воевать;
Довольно я играл
Своею жизнью и чужою
На службе шаха — он меня
И наградил по милости своей.
Спасибо. Мы с ним кончили расчет.
К тому же в этот раз мне было
Невесело с Сабулом расставаться;
Мой Гром на самом рубеже
Ирана спотыкнулся; я впервые
Почувствовал, что шлем и панцирь
Мне тяжелы, — когда ж обратно
Поехал я, мой конь запрыгал
И радостно заржал. Простите ж, добрый
Вам путь, но я вам не попутчик». —
«Рустем, — сказал Гудерс, — не может быть,
Чтоб это был последний твой ответ.
Тебя твой царь обидел, правда;
Но руку он на примиренье сам,
Признав себя виновным, подает —
Чего ж еще желаешь боле?
И что подумает Иран,
Такой ответ услышав?
Не скажут ли: Рустем,
Состарившийся лев, бежит
От львенка молодого;
Рустем Зораба испугался;
Орел наш крылья опустил;
Не смеет он лететь на высоту:
Там носится другой орел,
Его моложе и отважней;
Вот отчего ему так было
Невесело с Сабулом расставаться;
Вот отчего и Гром на рубеже
Ирана спотыкнулся и впервые
Рустему шлем и панцирь стали
Так тяжелы. Потерпишь ли, Рустем,
Чтоб про тебя молва такая
Вдруг по всему Ирану разнеслася
И чтоб она постыдным о тебе
Преданьем перешла к потомкам?»
Рустем, сверкнув глазами тигра,
Воскликнул: «Геф, подай мне Грома».
И, слова не сказав Гудерсу,
Он на кипучего коня
Вскочил и поскакал путем обратным;
И все за ним вослед
Толпою шумною помчались.

XIV

С Рустемом примирившись,
На пир веселый Кейкавус
Созвал своих вельмож. И длился
Их пир до самой поздней ночи.
А той порой, когда в царевых
Палатах праздновали гости,
Веселая Молва
По городу гуляла,
Во все входила домы,
Неспящим улыбалась,
Заснувших пробуждала,
Разглаживала всем
Приятной вестью лица.
Вдруг ей попался кто-то
Навстречу, столь же грустный
И мрачный, сколь она
Была в своем полете
Светла и весела.
И, громко засмеявшись,
Летунья у него
Спросила: «Кто ты, плакса?» —
«Меня, — он отвечал ей, —
Зовут Печальным Слухом;
Я по всему разнес Ирану,
Что шах поссорился с Рустемом
И что Рустем оставил Истахар;
И всех мои тревожат вести». —
«Зажми же рот, — сказала
Веселая Молва, —
С Рустемом примирился
Твой гневный Кейкавус;
116