Но он живой хотел, чтобы над ним
Стоял шатер отца — пускай над ним и мертвым
Стоит он». И шатер воздвигся
Над юношей, спокойно погруженным
В непробудимый смерти сон.
Его отец на пурпурный ковер,
Меж ароматов благовонных,
Своими положил руками,
Накрыл парчой, потом всего
Цветами свежими осыпал —
Так, окруженный прелестями жизни,
Он там лежал, объятый хладной смертью.
Потом Рустемом похоронный
Был учрежден обряд:
Соединив перед шатром
Всю рать Сабулистана,
Он повелел, чтоб каждый день она —
И поутру, когда всходило солнце,
И ввечеру, когда садилось солнце, —
Торжественно, в порядке боевом,
Знамена распустив,
При звуке труб, с тимпанным громом,
В сияющих доспехах проходила
Перед шатром; и были гривы
Коней обстрижены; тимпаны
И трубы траурною тканью
Обвиты, луков тетивы
Ослаблены, и копья остриями
Вниз опрокинуты. Рустем
Не ехал впереди; над сыном
Сидел он, скорбию согбенный,
И с мертвым, как с живым,
Беседу безответно вел.
Он утром говорил:
«Зораб, мой сын,
Звучит труба… ты спишь».
А вечером он говорил:
«Зораб, мой сын,
Уж землю солнце покидает;
И ты покинешь скоро землю».
Так девять суток он провел
Без сна, без пищи,
Неутешимой преданный печали.
VII
В одни из этих суток — был уж близко
Рассвет зари — как неподвижный
Железный истукан, сидел
Рустем во глубине шатра
Над сыном, сонный и несонный; полы
Шатра широко были
Раздернуты; холодным полусветом
Едва начавшегося утра
Чуть озаренное пустое небо
Меж ними было видно… вдруг
На этой бледной пустоте
Явился белый образ; от нее
Он отделился и бесшумно,
Как будто веющий, проник
В шатер… то был прекрасный образ девы.
Увидя мертвого, она
У ног его простерлася на землю
И не вставала долго,
И слышалось в молчанье ночи
Ее рыдание, как лепет тихий
Ручья. С земли поднявшись,
Она приблизилася к телу
И, сняв с лица покров,
Смотрела долго
На бледное лицо,
Которым (безответно
На все земное) обладала смерть:
Зажаты были очи, немы
Уста, и холодно, как мрамор,
Чело. Она его в чело, уста и очи
Поцеловала, на голову свежий
Венок из роз и лавров положила,
Потом, лицо опять одев
Покровом, тихо удалилась
И в воздухе ночном,
Как будто с ним слиянная, пропала.
И стало пусто
Опять в шатре, лишь на востоке
Багряней сделалося небо,
И одиноко там горела
Денницы тихая звезда.
Рустем не знал, что виделось ему;
В бессонном забытьи сидел он
И думал смутно: это сон.
Когда ж при восхожденье солнца
Он снял с умершего покров,
Чтоб утренний привет свой
Ему сказать, — на голове его
Увидел он венок из роз и лавров.
VIII
В десятый день из Семенгама
Зевар с дружиной возвратился.
Вступив в шатер, увидел он,
Что там сидел над мертвым сыном
Рустем, приникнув головою
К его холодному челу, —
И волосы его седые
Лежали в диком беспорядке
На бледных мертвого щеках.
При входе брата приподнял
Он голову. Зевар
На тело молча положил
Окровавленную повязку.
При этом виде содрогнувшись,
Рустем спросил: «Зачем, мой брат Зевар,
Принес назад мою повязку?»
Зевар ответствовал: «Там никому
Она уж боле не нужна». Поняв
Значенье этих слов, в молчанье
Прижал опять лицо свое Рустем
К челу Зораба. И никто
Не смел его ужасного покоя
Нарушить. На другое утро,
Когда, с зарей поднявшись,
Все войско стало в строй, Рустем,
Всю ночь без сна проведши
Над сыном, так сказал Зевару:
«Зевар, мой брат, теперь шатер зеленый
Над головой моею опрокиньте
И от меня возьмите прочь Зораба;
Но прежде привести сюда
Его коня». Когда же конь
Был приведен, — как будто от недуга
Шатаясь, сокрушенный, бледный,
Он вышел из шатра…
И он заплакал взрыд,
Когда коня без седока
Перед собой увидел. Полы
Шатра отдернув,
На господина мертвого коню
Он указал. В шатер взглянувши быстро,
Могучий конь оторопел,
Его поникла голова,
И до земли упала грива.
Обеими руками
Обнявши голову его, Рустем
Ее поцеловал, потом
Коню, сложив с него узду,
Сказал: «Отныне никому
Ты не служи, Зорабов конь;
Ты волен». Понял конь разумный
Его слова: он жалобно и грозно
Заржал, ужасно прянул
Вбок от шатра, и вихрем побежал,
И скрылся — и его с тех пор
Никто нигде не встретил.
Рустем, оборотяся к брату,
Ему сказал: «Тебе, мой брат Зевар,
И войску моему я сына
Передаю; в Сабулистан
Несите сына моего;
Там на кладбище царском,
Где я охотно лег бы, если б мог
Тем пробудить его от смерти,
Пусть будет с предками своими
Он в землю положен.
А нашей матери, так часто
Желавшей внуков от Рустема,
Скажи, Зевар, что я прислал ей внука,
Что в красоте души и тела,
В отважности и в силе богатырской
Ему подобного земля
С созданья не видала;
Что был бы он во всем по сердцу ей,
Когда б в нем только одного
Порока не было — кинжала,
Ему во грудь вонзенного отцом.
Идите. Я останусь здесь —