Ты из питомцев Зевеса царей для меня ненавистней
Всех; ты всегдашний заводчик раздоров, смятений и брани.
Правда, ты силен; но сила даруется нам без заслуги
Небом. Веди же в отчизну свои корабли и дружины,
Властвуй спокойно своей плодоносною Фтией; ты здесь мне
Вовсе не нужен; о гневе твоем не забочусь; напротив,
Слушай: когда уж берет у меня Аполлон Хрисеиду,
В собственном я корабле и с своими людьми не замедлю
Деву послать; но зато из шатра твоего Брисеиду,
Дар твой почетный, своею рукою исторгну, чтоб знал ты,
Сколь я сильнее тебя, чтобы вперед и другие страшились
Дерзостно мне возражать и со мною надменно равняться».
Так он сказал. Закипело в косматой груди Ахиллеса
Сердце; меж двух волновался он, сильно озлобленный, мыслей:
Острый ли меч от бедра отхватив, сквозь данаев прорваться
Прямо к Атриду и разом его умертвить; иль кипучий
Гнев успокоить и руку свою воздержать от убийства.
Тою порой как рассудком и сердцем он так колебался,
Выхватив меч из ножон в половину великий, слетела
С неба Афина Паллада — ее светлорукая Ира,
Сердцем обоих любя, за обоих тревожась, послала;
Став позади Ахиллеса, его за густые схватила
Кудри богиня, ему лишь открывшись, незримая прочим.
Очи назад обратил, изумясь, Ахиллес; он Афину
Разом узнал, устрашенный ее пламенеющим оком.
К ней обратился лицом он и бросил крылатое слово:
«Дочь потрясателя грозной эгиды, зачем ты, богиня,
Здесь? Любоваться ль пришла самовластным нахальством Атрида?
Я же тебе говорю, и тому неминуемо сбыться:
Жизнию он за свою безрассудную гордость заплатит».
Так отвечала Афина богиня лазурные очи:
«Гнев успокоить твой, если покорен мне будешь, сошла я
С неба — меня светлорукая Ира, тебя и Атрида
Сердцем любя, за обоих вас сердцем тревожась, послала.
Вдвинь же убийственный меч свой в ножны и спокойся; словами
Можешь с ним ратовать сколько душа пожелает. Тебе же
Я предскажу, и мое предсказанье исполнится верно:
Некогда втрое богатою платой твое оскорбленье
Гордый загладит; теперь усмирися и будь нам покорен».
Так, отвечая богине, сказал Ахиллес быстроногий:
«Слово, богиня, уважить твое, без сомнения, должно,
Сколь бы ни злилась душа; то будет, конечно, полезней:
Смертный, покорный богам, завсегда и богами внимаем».
Тут, к рукояти серебряной крепкую руку притиснув,
Меч свой великий в ножны он, покорствуя слову богини,
Вдвинул. Она же на светлый Олимп улетела, в жилище
Зевса-эгидодержавца, в собрание прочих бессмертных.
Снова Пелид обратился с ругательной речью к Атриду.
Так он ему говорил, преисполненный яростным гневом:
«Пьяница, сердце оленье, собачьи глаза, никогда ты,
В панцирь облекшися, воинства в бой не водил, ни однажды,
С первыми вместе вождями в засаду засев, не решился
Выждать врага — ты в сраженье лишь смерть неизбежную видел.
Легче, конечно, бродя по широкому стану ахеян,
Силой добычи у тех отымать, кто тебе прекословит;
Царь-душегубец, ты, видно, не смелых людей повелитель;
Иначе, думаю, ныне в последний бы раз так обидно
Здесь говорил. Но послушай меня: я священным клянуся
Этим жезлом, и столь верно, как то, что ни листьев, ни ветвей
Он уж не пустит, покинув, отрубленный, гору, и вечно
Зелен не будет — теперь от коры и листов он очищен
Острою медью; его скиптроносцы, владыки ахеян,
Правды блюстители, держат в руках, на земле сохраняя
Зевсов порядок. И ныне моей он великою клятвой
Будет. Наступит пора; Ахиллеса ахеяне станут
Все призывать. И не будешь ты им, сколь ни сетуй, защитой
Против людей истребителя Гектора, их беспощадно
В бое толпами губящего; сердце свое лишь измучишь,
Поздно раскаясь, что лучшего между ахеян обидел».
Так он сказал и, свой жезл, золотыми гвоздями обитый,
Бросив на землю, нахмуренный сел. Агамемнон
Гневно словами его оскорблять продолжал. Тут поднялся
Звонкоголосный, приветноречивый витязь пилийский
Нестор, которого речи лилися как мед благовонный
С сладостных уст; два колена людей говорящих, с ним вместе
Жившие, кончили жизнь и исчезли; во граде священном
Пилосе царствовал он уж над третьим людей поколеньем.
Мыслей благих преисполненный, так он сказал пред собраньем:
«Горе нам! злая печаль всю Ахейскую землю обымет,
Будут Приам, и Приамовы все сыновья, и трояне
В сердце своем ликовать несказанно, когда к ним достигнет
Слух о раздоре, смутившем вождей знаменитейших наших,
Первых меж нами и мудрым советом и мужеством в битве.
Дайте, о дайте мне вас образумить! меня вы моложе
Оба; и с лучшими, нежели вы, современно на свете
Жил, и знавался, и не был от них за ничто принимаем.
Я уж не вижу теперь, не увижу и после, подобных
Славным любимцам богов Пирифою, Дриасу, Кенею,
Или Эксадию, или владыке людей Полифему,
Или Тезею, Эгееву богоподобному сыну:
Силою с ними, конечно, никто на земле не равнялся;
Сами сильнейшие, в бой и сильнейших они вызывали;
Страшных кентавров они на горах истребили. В то время
Я их товарищем был, к ним пришед из далекого града
Пилоса, призванный ими самими, и подвигов много,
Ратуя вместе, тогда мы свершили; никто б из живущих